Отряд Афанасия Куксенко, оторвавшись на какое-то время от постоянных преследований, углубился в тайгу и устроил там временный лагерь. Перед тем как начать его обустройство Куксенко, ориентируясь в основном на новое пополнение, провел собрание и сообщил, что их группа именуется партизанским отрядом, который в ближайшие дни будет усилен повстанческими ячейками из Петровки, Царевки, Речицы и других сел. Как только отряд станет боеспособным, он будет действовать по программе, разработанной Центром. Однако, где находится этот Центр, Куксенко умолчал, но по тому, как это было сказано, присутствующие поняли, что ими руководят из Владивостока или из Харбина.
В лагере Куксенко установил жесткий порядок. Наложил категорический запрет на спиртное. Запретил по ночам жечь костры. Без крайней необходимости не разрешал выходить за пределы лагерной территории. Всех партизан он особо предупредил, что нарушивший трижды этот порядок будет расстрелян.
На следующий день Куксенко стал проводить боевые учения. Он учил партизан делать засады, уходить от преследований, вести разведку в тайге и населенных пунктах. В этом командир отряда опирался на свой фронтовой опыт, приобретенный в Первую мировую войну. Ровно через неделю Куксенко зачитал новый приказ, который, по его мнению, должен был уберечь отряд от измены. В нем подчеркивалось, что измена будет караться расстрелом не только самого предателя, но также его семьи и ближайших родственников. На строгость приказа никто не роптал. Кто был в отряде с самого первого дня понимали, что возврата к прежней жизни теперь у них нет. Всем им предстояла борьба до полного свержения советской власти на Дальнем Востоке.
Эту же самую мысль с разных сторон Куксенко озвучивал каждый день, зачитывая воззвания «Русской фашистской партии», действовавшей в Харбине. В большинстве этих воззваний декларировалось, что «силами восставших крестьян и рабочих Приморья советская власть будет свергнута, и Дальний Восток станет самостоятельным государством». В заключение Куксенко обязательно добавлял, что в ближайшее время восстанут рабочие во Владивостоке и Партизанске. К ним присоединятся красноармейцы и военные моряки. Уверенность такого авторитетного человека в победном исходе партизанской борьбы передавалась его подчиненным. Они верили каждому слову своего командира и готовы были выполнить любое его поручение. Рискуя ежедневно собой, партизаны ходили по селам, собирая в отряд членов повстанческих групп, завербованных в свое время А.М. Богоявленским и его сподвижником А.П. Алейниковым.
В Царевку по собственному желанию направился Третьяков. Он должен был привести оттуда пять человек, которые были оповещены и ожидали его в доме Чуйко Афанасия. Третьяков шел в село в приподнятом настроении, полагая увидеть в доме Чуйко настоящих борцов за свободу и справедливость. Однако по прибытии обнаружил совершенно иную картину. Будущие партизаны оказались чрезмерно пьяны. Двое из них — Белашко Тимофей и Ивашко Григорий совсем еще молодые парии, несли всякую чушь и пошлятину, не стесняясь присутствия старших. На замечания в свой адрес не реагировали. Ивашко бил себя в грудь и кричал, что никогда не простит себе, если не отправит в могилу сельского учителя большевика Уласевича. Ему согласно кивал его друг Тимофей, хотя не совсем понимал, о чем и о ком идет речь. Они поминутно хватались за ружья и рвались куда то идти. Кузьменко Петр и Василий Лукьяненко несколько раз их останавливали. Однако, поняв бесполезность своих усилий махнули рукой и продолжили пить и закусывать.
Не встречая больше препятствий со стороны друзей-собутыльников, Белашко и Ивашко взяли оружие и, едва держась на ногах, пошли к Уласевичу. Ввалившись в дом, они застрелили учителя и его жену. Удовлетворенные сделанным, с песней отправились снова, к Чуйко. По дороге встретили жену председателя сельсовета, В порыве нахлынувшей ненависти к советскому строю на всякий случай застрелили и ее. В Царевке забили тревогу. Крестьяне искали убийц. Чтобы местные жители не смогли передать милиции будущих партизан, Чуйко, Третьяков, Лукьяненко и Кузьменко по очереди до самого лагеря тащили их на себе.
Наказывать вновь прибывших за совершенное преступление Куксенко воздержался, заявив, что советская власть сама спровоцировала эти убийства. Своему заместителю Матвею Ковехе он доверительно сказал совершенно иное: «В отряде появились еще два бойца, которые до конца своих дней теперь вынуждены быть вместе с нами. Они никогда не станут предателями, потому что на той стороне их ожидает расстрел».
Однако случай в Царевке заставил задуматься Куксенко о том, кого он набирает в партизанский отряд. Матвей Ковеха, угадав мысль командира, стал говорить, что если не принимать мер, то «ивашки и белашки» очень скоро скомпрометируют в глазах населения саму идею повстанчества, и настоятельно посоветовал вплотную заняться воспитанием партизан.
Куксенко согласился с доводами Ковеха и стал скоро искать себе заместителя по воспитательской работе. Ковехе порекомендовал ему двух: Гавриила Шевченко и Мошко Кондратия. Оба они проявляли недовольства политикой советских властей по отношению к крестьянству. От кандидатуры Шевченко сразу пришлось отказаться, т.к. Куксенко с ним не был знаком. Кондратий Мошко был известен всем членам повстанческих групп. Хорошо знал его и сам Куксенко. Он имел опыт руководства людьми в условиях военного времени, способен был эффективно влиять на бойцов. Афанасий Куксенко встретился с ним. В ответ на поступившее предложение Кондратий Мошко твердо сказал, что не верит в успех повстанческого движения на Дальнем Востоке, так как знает, какую силу имеет советская власть и Красная Армия. Куксенко и сам понимал, что ввязался в борьбу с очень сильным противником, но назад пути у него не было. Он должен был идти только вперед.
Предыдущая страница
Хочешь узнать больше?
|
